Воспоминания о войне в Афганистане. Кобра.

К августу 1985 года я «дошел до точки». Страшная жара, систематическое обезвоживание организма, плохое питание и, как следствие, дистрофия. При росте 175 см вес мой едва доходил до 49 кг. Сдавала «физика». Но, самое неприятное, - начала сдавать психика. Напряжение боевой обстановки, извечные проблемы с солдатами, жизнь на небольшом охраняемом участке земли сделали свое дело: я все чаще срывался. Появились проблемы во взаимоотношениях не только с солдатами, но и офицерами. Меня абсолютно все раздражало.

«Поедешь на сторожевую заставу старшим», - сообщил мне свое решение комбат.

«Василь?» - продолжил он заговорщическим тоном - «А, может быть, женщину с собой прихватишь, я тут знаю одну из медсанбата...». «Не надо, я жену очень люблю» - отказался я от щедрого предложения комбата. «Быва-а-ает» - насмешливо-жалеющим меня тоном протянул командир.

Часа через четыре я был на заставе, которая располагалась на небольшой горе и была очень хорошо оборудована и укреплена: окопы, ходы сообщений, сделанные взрывным способом, несколько рядов колючей проволоки, минные поля вкруговую, несколько рядов сигнальных мин. В середине площадки в огромной воронке (наверняка, рванули не меньше ящика тратила) стояла большая самодельная палатка, сшитая из двух или трех обычных. В ней были спальня, оружейная комната, столовая, небольшой огороженный уголок для командира и, конечно же, ленинская комната.

На заставе жило десятка полтора солдат. Чтобы не терять время, я сразу сказал им: «На посту разрешаю ходить кому в чем удобно, а бороды и «битловские» патлы сбрить до вечера».

Лежа на кровати и почесывая ноги в драных носках, я подумал: «Господи! Как же хорошо воевать...на безопасной сторожевой заставе: а еще лучше прапорщиком на продовольственном складе, а еще лучше - врачом-гинекологом в медсанбате, а еще лучше...стоп, стоп, стоп, что-то, Вася, тебя понесло» -остановил я ход своих повеселевших мыслей и не в меру разгулявшейся фантазии.

Вечерело. Прихватив автомат и ремень с гранатами и автоматными подсумками, я пошел помыться к ручью. Ручей протекал под горой, вода в нем была теплой, мутной и пахнущей соляркой, т.к. его русло проходило через парк боевых машин нашей части. Пока помылся и покурил, совсем стемнело, и лишь тоненькая ниточка тропы белела на общем фоне гор.

Поднимаясь по тропе, я вдруг увидел перед собой две пары светящихся глаз. Секундное состояние «ступора» и мысли, пролетевшие в голове молнией: «Духи!...Плен!...Позор ». А тело и руки, отработанными годами движениями уже действовали: бросок на спину и уже в полете автоматная очередь в направлении глаз, кувырок в сторону и снова автоматная очередь. Смена огневой позиции, автоматная очередь, секундная перезарядка автомата, очередь. За свою свободу и жизнь я воевал с отчаянностью обреченного, правда пока… не понятно с кем. Сердце билось не просто часто, а пыталось вылететь из моей грудной клетки. В какую-то секунду наступил момент боевой злости, когда трусоватое желание - ВЫЖИТЬ, сменяется куда более сильным желанием УБИТЬ ВРАГА, когда руки и ноги перестают трястись, а тело и голова, наконец-то, начинают работать как единое целое, когда ты перестаешь чувствовать дрожь автомата, потому что оружие слилось с тобой и стало продолжением твоего Я, именно с этой минуты ты превращаешься из носителя погон со звездочками в боевого офицера.

«Вот так значит, решили - по «балде» и в мешок, а не подавитесь?! Хотите повоевать? Ну что же, повоюем!» - проносились мысли в моей голове и снова автоматные очереди. Какая-то тень мелькнула перед глазами, длинная автоматная очередь и дикий душераздирающий вопль-вой. В голову лезло что-то из «Войны и мир» Толстого: «Меня! Мою бессмертную душу...!», «Меня! «Разведволка», Ваську Копашина, просто так, как «цуцыка»?!» Граната, кольцо, взрыв, автоматная очередь и снова дикий вопль-визг. «Здорово, мужики, давно не виделись, я уже иду к вам!» - билось в голове почти неконтролируемой бешенной злостью и я рванул вверх по тропе, «расчищая» свой путь длинными автоматными очередями и с каким-то исступленно-яростным «А-а-а-а!» ворвался на площадку сторожевой заставы. Швырнув через голову вслепую гранату («это вам на закусь!»), от которой сработали две противопехотные мини на нашем минном поле, я заорал: «К бою! «Духи»!» Но все солдаты, обеспокоенные моей стрельбой, давно уже были на своих боевых местах. Упершись лбом об стенку окопа, я никак не мог отдышаться. Ну, спасибо комбат, ну удружил, ну дал отдохнуть. А если «духи» полезут, с кем воевать? Вот с этими? Да они «духов» в глаза не видели! Меня же выбьют первой же атакой с этой высоты.

Солдат-пулеметчик, в нахлобученной на голову каске и надетом на голое тело бронежилете, на меня не обратил почти никакого внимания, поглощенный дружеской «беседой» со своим пулеметом: «Ты уж, братан, того, не подведи в случае чего, а я тебе принесу настоящего ружейного маслица, а не машинного какого-нибудь, ну после нашей с тобой «работы», конечно». Ночью никто не спал, все ждали «духов».

А на утро, со всеми предосторожностями спустившаяся за водой группа, принесла известие - оказывается вечером я «героически» воевал с… двумя горными шакалами. Дикие звери, привлеченные запахом пищи и надеявшиеся полакомиться чем-нибудь вкусненьким, близко подошли к сторожевой заставе и, так не кстати, встретились с не в меру боевым старшим лейтенантом.

«Ага!» - улыбаясь беззубым ртом и совершенно не произнося шипящих звуков, произнес один из солдат - «Двух Сакалов изреСетили прямо в дурСлак, одни контуры остались!». Раздался дикий солдатский хохот

«Гы-гы-гы-гы» - беззлобно передразнил я солдат, а сам подумал: «Знали бы вы, что я пережил за эти 3 минуты?».

Но мои неприятности с афганской флорой в тот день не закончились. «Проверю-ка пулемет «говоруна», ведь наверняка оставил на боевом взводе» подумал я и, спрыгнув в окоп, ужаснулся. Передо мной в двух-трех шагах, моментально раздув «капюшон», в боевой стойке, почти под прямым углом стояла королевская кобра. «Господи! Да что же это такое, за неполные сутки второй раз, расскажи кому - ведь не поверят!» - взмолился я. Руки и ноги предательски дрожали, зубы выбивали друг о друга бешенную дробь «чечетки», а спина покрылась противным липким потом страха. «А может мне все это чудится?» Может быть, я совсем больной, дал же я целый бой двум шакалам, перепутав их с «духами?» - мелькнула спасительная мысль Но опаснейшая змея, волнообразно шевеля головой и издавая угрожающее шипение, явно не была воображаемой. Что делать? Не шевелиться! Ага, легко сказать - не шевелиться». А знаете, как хочется дать «стрекоча». Но «стрекоча» давать было нельзя. Насмотревшись в Азербайджане (я там учился) на всех этих божьих тварей, я уже точно знал, что реакция и скорость кобры сопоставима со скоростью полета пули и какой бы прыгучестью я не обладал, кобра достанет меня по-любому.

Вспомнив, что в Азербайджане и Армении проживает много ее «родни», я в заискивающе-просительном и ласковом тоне мысленно обратился к змее: «Ала, гузал козочка, су лар (дорогая, милая, воды хочешь)? Я сейчас принесу, ты только выпусти меня» Но, отнюдь, не «дорогая» и не «миленькая» и уж, ни с какого боку не похожая на козочку кобра воды не хотела и не уходила, у нее были явно более серьезные намерения. Потом у меня мелькнула мысль, а вдруг эта змея не женского, а мужского рода значит надо обращаться не «Ала», а «Ара». Вот ведь, мог обидеть «мужика», и я решил «поговорить», с коброй как настоящий восточный мужчина с мужчиной.

«Э-э-э» - протянул я через нос - «ара, ограш, ара гетваран (ругательное, но цензурное азербайджанское выражение). Че я те сделал, ну пострелял я в «дyxoв», ну убил вчера двух шакалов, но твоих-то ни одного не тронул. Не веришь? Хош, перекрещюсь?!» Но кобра мне явно не верила и не уходила.

Закатив глаза к небу, я обратился к Богу: «Господи! Не дай помереть поганой смертью!» - и продолжал уже в чуть-чуть фамильярном тоне «А я тебе, Господи, отплачу потом как-нибудь, ну ты же меня зна-а-аешь, Господи, в долгу не останусь». В голову не совсем кстати пришлись только что вышедшие стихи Л. Филатова про Федота-стрельца «А за то я отслужу, отбатрачу, отсижу». Кобра не уходила, мало того, она сделала еле приметное движение в мою сторону. И тогда, в полной мере осознав всю опасность своего положения, в моей голове выплыла не просто банальная молитва, а вопль души: «Господи! Прости мою душу грешную! Спаси и сохрани меня, Господи!».

Кобра, как-то нехотя, повернула голову назад и, как бы ныряя, броском уползла в расщелину скалы.

Постепенно, отходя от шока, я подумал: «Не-е-ет! В религии что-то наверняка есть. Вот ведь попросил Господа Бога по-настоящему, так сказать, от
души, просто изложил ему суть своей проблемы и, пожалуйста, все великолепным образом разрешилось.»

После бессонной ночи и всего пережитого я шел заплетающимися ногами к палатке и думал: «Все-таки лучше моего села Лопатино на земле места нет. Там меня никто не укусит, не ужалит до смерти.»

И уже в уходящем от меня сознании возникла по-детски наивная, капризно-жалобная и, в то же время, немножко хвастливая мысль: «А еще перед домом моих родителей есть колодец, в котором всегда ЧИСТАЯ, ХОЛОДНАЯ и ОЧЕНЬ ВКУСНАЯ ВОДА». Сознание покинуло меня. Я спал.

В. КОПАШИН,

ветеран боевых действий в Афганистане

Источник: http://kulyat.info/week/9796-kobra.html